На затерянной станции Малые Тьмутаракани, вдалеке от дедлайнов, стартапов и прочих обуз, к существующим правилам нет никаких нареканий. По субботам вальсируют, в августе режут арбуз, на досуге сидят, вспоминают рецептShow more маринада. Всё исполнено, сани готовы, дела на мази́.
Поезд едет в закат, потому что действительно надо, потому что экспресс, и попробуй ему возрази.

Кареглазый пастух погоняет козу хворостиной. Домовой разговляется. Леший стоит на посту. Живописец Онфим, восхищаясь родной палестиной, в результате терзаний душой предпочёл бересту. В оглушëнной глуши распевается новый Шаляпин. Помидоры закатаны древней старухой Губой.
Едет поезд. Зелëный товарищ в потрепанной шляпе уверяет попутчика: каждый вагон — голубой.

Королевствуют ведьмы. Царит красота и отрада. Звёздочет выбирает себе марсианский надел. Дядя Шарик, умеющий вычислить площадь квадрата (чья-то девочка плачет, что шарик её улетел), не читает газет ни за ужином, ни за обедом (ах, оставьте надежду — надежде уже не помочь).
Едет поезд вперёд. Подозрительно пахнет щербетом, потому что восточный экспресс и арабская ночь.

Обретя вожделенный покой напряжённых извилин, поклонись домовому, скрипучее кресло уважь. Станционный смотритель Самсон по фамилии Вырин — беззаботен, бездетен и просто другой персонаж — продолжает смотреть, отгоняя настырную муху, достаёт самоварное счастье, смеётся до слëз.
Поезд едет в рассвет, и приятна усталому уху повсеместная удаль его говорливых колëс. Так убийственна звонкая ложка в гранëном стакане. Так причастна фрамуга к тому, что в вагоне свежо. Пассажирский состав едет в Малые Тьмутаракани, потому что везде ему плохо, а там хорошо.

#svirel_poetry