Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом - чисты. На живых порыжели от крови и глины шинели, На могилах у мертвых расцвели голубые цветы. Расцвели и опали... Проходит четвертая осень. Наши матери плачут, ровесницы молча грустят. Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел, Нам досталась на долю нелегкая участь солдат. У погодков моих: ни стихов, ни любви, ни покоя - Только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны - Все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое: Что отцами-солдатами будут гордится сыны. Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит, И не надо погибшим, чтоб живые любили за них. Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате. Разве горю такому помогут рыданья живых? Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется? Ну, а кто в 41'ом первою пулей сражен? Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется, - У погодков моих: ни стихов, ни покоя, ни жен. Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Кто в атаку ходил, кто делился последним куском. Тот поймет эту правду, она к нам в окопы и щели. Приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском. Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают: Эту взятую с боем суровую правду солдат. И твои костыли, и смертельная рана сквозная. И могилы над волгой, где тысячи юных лежат. Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели; Подымались в атаку и рвали над Бугом мосты. А когда мы вернемся, - а мы возвратимся с победой, Все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы, - Пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду, Чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы. Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям. Матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя. Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем. Все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя. Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели. Подымались в атаку, и рвали над буком мосты. Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели, Мы пред нашей Россией и в трудное время чист