В Советском Союзе как-то не прижились барные стойки - с высокими круглыми табуретами, с участливо заглядывающими в глаза девицами, с узенькой столешницей, по которой лихо скользит крепкая толстая стопка. Бары с таким антуражем появились, конечно, особенно в больших городах, но в широкий народный быт не вросли. Так и остались приметой «западной» жизни. Хотя ведь бывали и прямо противоположные вещи. Вот, нет ничего более «советского», чем столовая самообслуживания - с алюминиевой дорожкой и липкими пластмассовыми подносами. И кто скажет, что это не наше, хотя и вправду Хрущев подсмотрел в Америке. Но как-то в тему пришлась общепитовская штамповка. В массу, в поток, в очередь. В коллектив. А бар - он что? Пристанище индивидуалистов. Пришел, хлопнул вискаря, вышел. В крайнем случае, снял девицу и опять же вышел. Поговорить, оттаять душой в таком месте невозможно. Опять же и табуретки эти к продолжительным посиделкам не располагают: специально так неудобно придуманы, чтоб не рассиживаться. И потому для нашего человека существовали рюмочные. Непонимающему всё едино: раз рюмочная - тоже, значит, пришел и рюмку хлопнул. Может быть, даже не закусывая. Какая разница? Но так может рассуждать только человек, не проникший в суть процесса. Вопреки красноречивому названию, в рюмочную ходят не для того, чтобы просто выпить (хотя без этого не обходится; иначе шли бы себе в «Шоколадницу»). В рюмочную ходят поговорить, и даже если один - все равно поговорить, только беззвучно, заглядывая внутрь себя, вопрошая и ожидая ответа. Главное условие - войти в резонанс, уловить тончайшие колебания. Для этого водка и требуется (ну, или пиво - тут важен не градус). «Ну сказанул - рюмка в роли камертона! А ежели граненый стакан?!»... Не торопитесь поднимать меня на смех. Ну что делать, такие вот мы - ушибленные общей исторической судьбой. Чтоб душу такую приоткрыть, психоаналитик не требуется. Нужен друг. Или собеседник (внутренний, например). И чтобы с первого-второго глотка вы прочли требуемый код, и глаза открылись, и понимание стремилось к абсолюту. Рюмочная на Большой Никитской, 22 отвечает условиям такого общения идеально. И я почему-то совершенно не удивился, узнав, что автор любимого с застойных лет «Альтиста Данилова» Владимир Орлов особо отмечает это место и посвятил ему не одну страницу. Да и как бы иначе? Невеликое помещение под старинными московскими потолками, с деревянными ступеньками вниз и внутрь, с пыльными окнами (машины проклятые!) словно специально спроектировано как островок вне времени и текущей эпохи. Идиллию нарушает разве что маленький цветной телевизор, но и его негромкое бормотание скоро перестаешь замечать. Ничего лишнего. Лампа над столиком теплым светом высвечивает и согревает лицо собеседника. Рюмка водки (или, если угодно, тяжелая кружка нефильтрованного пива), нарезанные соленые огурцы, бутерброд с сёмгой. Ну там - беляш горячий (фирменный), грибочки... Да есть что поесть, не суть важно. Главное - вы наконец-то там, где вас слушают, понимают и не хотят сделать больно. Если бы такими свойствами обладала библиотека, ходил бы туда. Но в рюмочной лучше. 2.jpg Возможно, атмосфере содействует то обстоятельство, что это все-таки не совсем обычное питейное заведение. Здесь много театральной и артистической публики («Маяк» напротив, консерватория рядом), хватает и литераторов. Однажды лицезрел, как преподаватель ГИТИСа прямо за столиком принимал зачет. Да и буфетчики от советской классики жанра ушли далече: скорее, чувствуется в их манере что-то совсем уже стародавнее - из нэпа, а то и раньше. Как-то с пониманием. И не в тягость им выбраться из-за стойки, перемолвиться с гостем. А если видят, что мешать не надо - то и не мешают. Особенно это качество ценимо людьми известными, а они здесь часто случаются. Типажи бывают занятные. Любители «упасть на хвост» выказывают вам неестественное расположение и готовы слушать любую ахинею, лишь бы вы не забывали им подливать (за ваш счет, естественно). Однако и отказу не обидятся. «Крутые» сюда заходить не любят - не те понты, к тому же мобила в полуподвале плохо берет