Вселенная

Набоков, Пелевин, Кастанеда; весь модернизм; Муми-тролль. Туве Янссон; Все о Ёжике и Медвежонке. С. Козлов; Приключения Алисы в Стране чудес. Л. Кэрролл

Мир непостижим. Мы никогда не сможем понять его; мы никогда не разгадаем его тайны. Поэтому мы должны относиться к нему как к тому, чем он является, как к чудесной загадке! Однако обычный человек не делает этого. Мир никогда не является для него загадкой, и когда он приближается к старости, то обнаруживает, что больше жить незачем. Старый человек не исчерпал мира. Он исчерпал только то, что делают люди. Но в своём глупом замешательстве он верит, что в мире нет больше загадок.
Кастанеда

Из интервью с Пелевиным:

У меня с Платоновым интересные отношения. Первая книга, которую я прочитал, была «Котлован».
Я не знаю, что на меня сильнее подействовало: сам текст или тот способ, которым я его проглотил.
Это было время самиздата, и в России такие книги было очень опасно иметь, возможно, эта опасность
преувеличивалась, но проблемы, конечно, могли быть. Их давали почитать на день, на два. Мне дали почитать
«Котлован» на ночь. Передо мной стояли часы, стрелка двигалась по кругу, я перекидывал страницы. К утру,
когда за окном уже было светло, я достиг вполне измененного состояния сознания. С тех пор я живу с ощущением,
что Платонов необычный и удивительный писатель, но недавно я подумал, что, возможно, тот же эффект был бы достигнут,
если бы я таким образом прочел телефонный справочник.

* * *

— Как только в русской литературе появляется писатель, сколько-нибудь внятно умеющий
рассказать историю, все говорят: «О, новый Пелевин!» У вас есть ученики — в литературе или
еще в чем-нибудь?

— Да, и довольно много. Я весь прошлый год жил в Берлине и каждый день рано утром ездил
кататься на велосипеде в Грюнвальдский лес. Для этого мне надо было переехать Кудам — это
такая большая улица с русскими суши-барами и пластиковыми медведями. В это время мало
движения, улица пустая, но немецкие пешеходы все равно стоят на тротуаре и ждут, пока
переключится светофор. Я, естественно, проезжал на красный. И тогда, переглянувшись и
пожав плечами, немцы с виноватыми улыбками шли за мной — каждый раз! Нет ничего слаще,
чем дарить людям свободу.

* * *

— И что там произошло, на выпускном вечере?

— В том-то и ужас, что ничего. Я с тех пор все жду. А вообще, в женской красоте есть что-то ушибающее. Мне кажется, что когда красивая девушка одевается в красивые вещи, она ждет, что ее просто повалят на пол. Так вот. Чтобы жить в истине, достаточно находиться в этом моменте. Он и есть истина. Другого нет. Счастье — это такая случайная вещь, его невозможно запланировать. Какой бы у тебя ни был органайзер, в нем никогда не напишешь: в четверг с одиннадцати до двенадцати — счастье. А кроме счастья разве что-нибудь человеку нужно?

* * *

— Как относитесь к разговорам о том, что Пелевин чуть ли не новую религию предлагает?

— Я таких разговоров не слышал. Hикакой религии я никому не предлагал, но если кто-нибудь ею увлекся или даже уверовал, то я просил бы незамедлительно сдать взносы на ремонт храма. Мне надо перециклевать пол, переклеить обои, поменять пару дверей — а денег мало.

* * *

Люди даже смутно не понимают сил, которые управляют их жизнью. Они не понимают смысла своей эволюции. То, что называют "прогрессом", опустило человека гораздо ниже живущего на свободе животного. Образ жизни зверя - есть экологически чистую пищу, жить в самых подходящих для организма климатических условиях, много двигаться и никогда ни о чем не волноваться - сегодня доступен только ушедшему на покой миллионеру. А обычный человек всю жизнь работает, высунув язык от усталости, а потом умирает от стресса, успев только кое-как расплатиться за норку в бетонном муравейнике. Единственное, что он может, - это запустить в то же колесо своих детей.

Мы были обучены жить и умирать послушно, следуя неестественным кодексам поведения